Ик 5 мордовия форум жен заключегных

Совет при Президенте Российской Федерациипо развитию гражданского общества и правам человека

Бывшие судьи, полицейские и следователи сидят как обычные зеки: унижения, вымогательство денег, работа за копейки.

Из жалобы Олеси Суляевой, сестры заключенного Владимира Мельникова ИК-5 Республики Мордовия, директору ФСИН РФ Геннадию Корниенко: «7 декабря 2016 г.

моего брата и его товарища Цыганова вызвали в кабинет к замполиту. В комнате находились Казин И.И, Шумкин, Шульгин, Зубарев, Столяров и другие сотрудники колонии. Замполит Шпартюк А.А. был рядом в соседней комнате.

Не выходил, но все слышал и не вмешивался.

Брата окружили и попытались ударить, но так как мой брат занимается спортом, ему чудом удалось вырваться в коридор и закричать, что его бьют.

Отрядники завели его обратно, туда же зашел и Цыганов и предложил им бить их вместе, но сказал, что об этом все будет известно в прокуратуре.

Владимир Мельников, 1984 г.р. Участник боевых действий во 2-й чеченской кампании. Осужден по ч. 2 ст. 228 УК РФ на 6 лет колонии строгого режима за незаконное хранение наркотических средств в крупном размере.

Данила Цыганов, 1983 г.р. До 2011 года работал следователем ОВД Советского района г. Астрахани. Уволился по состоянию здоровья из-за перенесенного инсульта. В 2012 году Приволжский районный суд Астраханской области приговорил Цыганова к 6 годам лишения свободы в колонии строгого режима по ч. 4 ст.166 за угон автомобиля без цели хищения с применением насилия.

Моему брату сотрудники колонии велели раздеться догола, он стоял перед ними голый, а они издевались над ним, угрожали, прекрасно понимая, что голый человек беззащитен и уязвим. Они говорили: «Зубки решили показать — обломаем»; «Организуем нападение на сотрудника — сгниете в СУС (строгие условия содержания)»; «Да нам плевать на вашу прокуратуру, мы все местные, и нас по-любому отмажут».

А начальник СУС Столяров сказал: «Я буду для вас папкой, будете у меня титьку сосать, а так как она у меня одна, то по очереди с Цыгановым».

Наталья Цыганова, мать заключенного ИК-5 Республики Мордовия Данилы Цыганова: «Это имеется в виду член, понимаете, про что он говорил?! После этого моему сыну дали 15 суток, а Мельникову — 10 суток ШИЗО.

Зачем сотрудники раздевают догола и трогают половые органы?! Это как издевательство. В раздевалке дают команду спустить штаны до колен. Это месть, это не связано с полным обыском. Когда полный обыск проводится, то все прощупывают — трусы, резинки, чтобы ничего не спрятали (сим-карты, наркотики).

[attention type=yellow]
А это просто — опустили штаны до колен, и контролер вокруг них вот так вот обходит. Прошел, посмотрел, потрогал, похихикал…
[/attention]

Я написала заявление начальнику Управления собственной безопасности ФСИН России Черскову о проверке ИК-5 по вопросу нетрадиционной ориентации сотрудников колонии, т.к.

последнее время комиссии проходят при обнаженной натуре заключенных, такие же голые проверки устраивают и в ШИЗО.

В ШИЗО их каждый день заставляли спускать штаны и стоять так в течение энного количества времени, пока дежурные рассматривают их половые органы, трогают и гогочут».

Данила Цыганов, районный следователь Астрахани И он же — заключенный ИК-5. Фото из семейного архива

Олеся Суляева, сестра заключенного ИК-5 Республики Мордовия Владимира Мельникова: «Мой брат звонил и мне говорил: пиши во все инстанции, потому что над нами здесь издеваются».

Из ответа замначальника УФСИН по Республике Мордовия С.В. Забайкина на жалобу Олеси Суляевой: «Сотрудники ИК-5 в своей деятельности придерживаются рамок, установленных требованиями уголовно-исполнительного законодательства РФ, соблюдая права осужденных на вежливое обращение со стороны персонала учреждения, не унижая их личного достоинства».

ИК-5 строгого режима Республики Мордовия (п. Леплей, Зубово-Полянский район) для осужденных бывших работников судов и правоохранительных органов. Рассчитана на 1087 заключенных, включая участок колонии-поселения на 10 человек. До 1954 года учреждение было особым лагерем для политзаключенных.

В ИК-5 есть цех деревообработки, швейное производство, кроме того, колония производит продукты питания (колбаса, сосиски, макаронные изделия). Уровень трудозанятости осужденных низкий. Более 60% трудоспособных осужденных не работают.

Колония для своих…

Из заявления Натальи Цыгановой начальнику Управления Собственной безопасности ФСИН России Черскову О.Л.: «Данная колония — это сплошные потоки денежных средств, где можно всё купить и продать.

Схема очень проста: дается номер телефона, и на него родственники осужденных перечисляют денежные средства.

За 3 года на что я только ни перечисляла денежные средства, но это были просьбы сына, хотя умом я понимала, что все это — элементарное воровство и способ обогащения, когда заключенных, а когда — сотрудников.

Чтобы положить деньги на телефон, его надо иметь. Телефоны поставляются в колонию регулярно: сим-карта стоит 800 рублей, телефоны сейчас от 7000 (раньше можно было купить и за 4000 рублей). Цена складывается из стоимости самого телефона плюс «ноги». У нужных людей телефоны есть всегда, иначе как проверить поступление денег?

Как любая мать, я, конечно, пыталась облегчить жизнь сына, но я пенсионерка, и не все траты мне по карману, к примеру: работа по состоянию здоровья моего сына стоила в 2014 г. 10 000 рублей плюс ежеквартально нужно было доплачивать. Таких денег у меня нет.

А вот деньги на ремонт и хозработы по требованию начальника отряда № 6 Казина И.И. я перечисляла регулярно, поскольку, как только сумма задерживалась, он начинал «давить» угрозами. Но в октябре 2016 г. мое терпение, как и деньги в связи с кризисом и постоянным ростом цен, закончились.

Я написала заявление в прокуратуру, в УФСИН Республики Мордовия, начальнику колонии, указала номера телефонов, на которые переводила деньги. Сын и еще один заключенный — Мельников В.В. — поддержали мою жалобу. В результате оба не выходят из ШИЗО.

Над ними постоянно издеваются, хотя знают, что у обоих заболевание головного мозга, обещают «сгноить» в СУСе (строгие условия содержания), организовать новое уголовное дело по нападению на сотрудников. Все это стало возможным с появлением нового начальника колонии — Аношина».

Из ответа начальника ФКУ ИК-5 Аношина А.В. Наталье Цыгановой: «За период отбытия наказания в ИК-5 к Цыганову Д.Б. физическая сила и специальные средства не применялись.

За период отбытия наказания в ИК-5 к Мельникову В.В. физическая сила и специальные средства не применялись.

Отношения между сотрудниками и осужденными ИК-5 строятся на основании уголовно-исполнительного законодательства РФ и правил внутреннего распорядка исправительного учреждения».

Наталья Цыганова, мать заключенного ИК-5 Республики Мордовия Данилы Цыганова: «Моего сына посадили в ШИЗО и не выпустили из-за моей жалобы директору ФСИН Корниенко на вымогательство денег. Нужно было переводить в колонию ежемесячный взнос — 200 рублей на ремонты.

Потом я написала большую жалобу на имя Черскова, начальника Управления собственной безопасности ФСИН России. Так они эту жалобу переслали в колонию.

Трофимов (заместитель начальника колонии) приходил к сыну: «Поговори с мамой, чтобы она прекратила писать». Сын на это сказал: «Пока я буду сидеть в ШИЗО, она будет писать».

Сына выпустили на неделю.

В 20-х числах февраля этого года начальник Аношин позвал сына и поставил условие: либо ты письменно отказываешься от всех своих показаний — либо будешь сидеть до окончания срока. Вот тебе 7 дней на обдумывание. Сын не отказался от показаний.

Я писала жалобу и на имя прокурора Дубравного района (где колония находится) по поводу вымогательства денег начальником воспитательного отряда колонии Казиным Иван Ивановичем. Это молодой парень, два года назад только училище закончил.

Когда он пришел и немножечко оперился, началась такая история: «Давайте сдавайте деньги. Это отряд, вам тут жить, тут нужен ремонт…» Завхоз давал номер телефона, и на этот номер телефона все перечисляли деньги. Ежемесячно 200 рублей.

В течение полутора лет я ежемесячно отдавала по 200 рублей. Копии с банка по переводу денег у меня есть.

Из заявления Натальи Цыгановой руководителю Следственного управления Следственного комитета РФ по Республике Мордовия полковнику юстиции Новаковскому Э.Ф.

: «Схема перечисления денег очень проста: дается номер, и на него стекаются деньги. Чаще всего был вот этот номер: 89875713402. Суммы от 200 до 400 рублей с разными «окончаниями» — 201 руб. или 403 руб.

, то есть для каждого заключенного было свое окончание, допустим 201, чтобы было понятно, кто заплатил, а кто нет. И тут уже шел прессинг».

Платежка на 401 рубль за июль 2016 Платежка на 201 рубль за 2016

Наталья Цыганова, мать заключенного ИК-5 Республики Мордовия Данилы Цыганова: «В отряде около 150 человек, все платят. Сейчас сбор денег идет на новый номер: 89879974879.

«Там у каждого своя тема для заработка»

Можно подписаться под тем, что написано в вашей статье про ИК-11 (См. «Новую газету», № 20 от 27.02.2017. — «Хозяин и его барыги».— Е.М.). Точно так же и в ИК-5. Это и питание, это и обеды, это и ремонты… Деньги идут огромные. Все завязано на телефонах и на деньгах.

В каждом отряде тоже есть барыги. Точно так же скупают лимит посылок, скупают передачи, точно так же там все это завозят, и в каждом отряде все продают втридорога. Кофе, который стоит 100 рублей, будет 300 рублей; рулет, который стоит 27 рублей, будет стоить 120 рублей.

Дальше точно так же и в столовой. Курица-гриль, сало, сосиски, яйца, то же самое продают.

Все делается для того, чтобы все покупали у барыг. Потому что магазин работает безобразно. Чтобы туда попасть, как в советские времена, нужно писаться чуть ли не с раннего утра. А те, кто работает, они как рабы, они вообще никуда не попадают. Когда заканчивают работать, магазин уже закрыт.

Да и в магазине нет ничего, магазин практически пустой. Ассортимента вообще никакого, редко-редко, когда какая-то молочка бывает. Но зато у барыг есть все, но втридорога. Поэтому в колонии воровство процветает только так, поскольку не у всех есть возможность переводить деньги.

Я своему сыну перевела на еду за 3 года больше 160 тысяч рублей.

По поводу диетического питания. У них в отряде умер от туберкулеза сиделец, рядом практически с сыном спал. Весь отряд в контакте был, их сначала весь отряд поставили на учет и дали диетическое питание. Каждый день они ходили и получали профилактические таблетки от туберкулеза. Потом сын и многие другие перестали их брать, потому что эти таблетки выдавали сами заключенные.

Руки грязные, еще что-нибудь подхватить можно. И их очень быстренько с этого диетпитания сняли. Но тут же предложили это же диетпитание получать уже за плату — 1 тысяча рублей в месяц. Ну я и платила, опять же переводила все на телефон. Кому переводились эти деньги? Ну как можно сказать, кому. Но вряд ли это было без ведома администрации. Квитанции о переводе денег у меня есть.

Что входило в это диетическое питание? Ну кусочек мяса чуть-чуть получше. Если давали макароны с половинкой сосиски, то здесь давали целую сосиску. И все, ничего особенного.

Отчет о платежах. «Цифра 6 в конце суммы платежа означает, что это заплатил мой сын» Там такое сращение между заключенными и сотрудниками! Там даже телефоны еще не «зашли», а уже слух пошел по колонии: должны «зайти» четыре телефона, фонарики — ага, стоит сколько, кому надо. Фонарики — это телефоны без интернета, обычные телефоны, которые стоят 900 рублей, а там по 7 тысяч продают.

Там паритет сохраняется: у каждого своя тема: одни — телефоны в колонию поставляют; другие — эти телефоны изымают и продают.

Ну если у всех в зоне есть телефоны, то значит, их покупать никто не будет. Поэтому каждый на чем-то делает деньги. Там у каждого своя тема для заработка. У кого-то столовая, хлеб пекут, пряники, коржики и продают.

Никого не интересует, есть у тебя вторая форма, нет у тебя второй формы… Я же помню, как мы сначала покупали материал, там ему потихонечку где-то открамсывали, потом синтепон, потому все это шили. Ботинки украли, значит, ботинки надо купить.

С воровством вообще там ужас! Но когда вещи крали, кальсоны и все остальное, ну я понимаю, что люди сидят и по 10 лет, и 15, и по 20 лет. И за это время, может быть, уже некому становится помогать. Поэтому выживают там все, как могут, всё кругом покупается, всё продается, всё перекупается.

Хочешь работать? Плати!

Наталья Цыганова, мать заключенного ИК-5 Республики Мордовия Данилы Цыганова: «То же самое и с работой. За работу тоже надо платить. Вначале сын пошел работать на свиноферму. Но ему тяжелые работы нельзя, у него же инсульт был. С фермы пошел в столярку. Вот в столярке он хорошо работал. Но 9—12-часовой рабочий день, зарплата: 18—22 рубля.

Ну а потом туда начали блатных всех присылать, которые не работали. И получилось так, что он один работал. Ну, он фыркнул, ушел, не стал за бугров работать. Ведь надо было еще ежеквартально платить буграм за эту работу. Но у меня таких денег нет. Поэтому он пошел на пилораму. Но ему там нельзя было работать. Из-за инсульта он иногда теряет равновесие.

Ну его качнуло… и под пилу, он чуть без пальца не остался. Так его даже не вывели с зоны. Там оказался врач рядом, он ему наживую зашивал палец, потом оказалось, что туда попала металлическая стружка… Всё по новой, вытаскивали эту стружку. И сейчас у него этот палец скрюченный. Потом он учился на столяра и на электрика. А теперь всё — из ШИЗО не вылезает.

С 15 ноября и по сей день…

В ноябре сын освобождается. В ноябре будет как раз 6 лет. А по УДО почему ему не удалось выйти? УДО там тоже стоит будь здоров, просто так никто не уходит. От 300 тысяч и выше УДО стоит.

А потом начальник отряда Казин моему сыну запретил подавать заявление на УДО, потому что 100% гарантии его прохождения нет. Казин сказал, что собирать и оформлять документы у него времени и желания нет.

Запрет на УДО звучал приблизительно так: «Подашь на УДО — отправишься в СУС». Ну ничего, нам еще немножко осталось…

Источник: Новая газета

Зэкинско

Ик 5 мордовия форум жен заключегных

30 октября — день памяти политзаключенных. Но помнить надо не только уже отсидевших, но и тех, кто сидит сейчас. Жена одного из нынешних политзеков, Геннадия Кравцова, рассказала о том, как ему сидится в мордовской колонии

Радиоинженер Геннадий Кравцов, бывший работник космическо-ракетной отрасли, отправил резюме в Швецию. За это его осудили на 14 лет (потом, правда, «скостили» до шести). Сейчас он отбывает срок в ИК-5, в поселке Леплей Зубово-Полянского района Мордовии.

***

ФКУ ИК-5, так называемая «красная тюрьма» для бывших сотрудников (Б/С), здесь с «любовью» и старанием издеваются над своими коллегами, теперь уже бывшими. Унижают, помыкают, создают невыносимые условия.

Отнимают еду, газеты, могут продержать в жару и мороз по шесть часов на плацу, если, по их мнению, кто-то плохо поздоровался или не выполнил план по пошиву варежек.

Слежка, стукачество, ходить только строем, в противном случае — ШИЗО.

Кто сидит

Бывший сотрудник — это любой человек, который когда-то хоть как-то был связан с гос- или спецслужбой. Кадровый военный, сотрудник спецслужб, прокурор, даже адвокат. Сидят за разное: сотрудник спецслужб из ревности убил жену и получил всего шесть лет (в подарок от своих). Молодой помощник судьи передал взятку для судьи (по просьбе судьи).

Судья на месте, мальчик на восемь лет сел, его жена, тоже юрист, лишена возможности работать по специальности. Сотрудника МВД, который взялся бороться с коррупцией в регионе, обвинили во взяточничестве и перевернули дело против него.

Сидит бывший адвокат, который, придя к другу, увидел, что тот истекает кровью, вызвал «Скорую», и сам был обвинен в покушении, получил восемь лет строгого режима. Еще один адвокат, которого следователь вынудил дать взятку, — пойман с поличным в кабинете следователя — восемь лет и 50 миллионов рублей штрафа.

Мальчишка, которого подставили, попросив передать пакет с наркотиками, тут же схватили и обвинили. «Шпион» с грузинской фамилией, по пьянке проворонивший сейф с важными бумагами, получил 12 лет.

Геннадий Кравцов на свидании в колонии

Кто-то сидит там уже 25 лет — криминал из 90-х. Гена рассказывает, что есть такие сидельцы, которые выглядят, как просветленные монахи. Отстрадали свое.

Телефон

После двух недель в карантине начались звонки, буквально ежедневные. Там есть таксофоны, и заключенным выдают карточки, с которых можно звонить. Я кладу деньги через интернет, и мы разговариваем почти каждый день по 15 минут.

Тысячи рублей хватает на две недели. Для Геннадия эти звонки как воздух. Я ему рассказываю все, о чем можно рассказать за 15 минут: где я нахожусь в данный момент, куда и с кем иду, что готовлю, что говорят дети.

И эти 15 минут — он в моем мире.

Еда

Питание сначала было терпимым, почти «как в Лефортове» — каша на молоке, иногда даже яйцо. Потом испортилось — гнилая картошка, слипшаяся перловка, каша на воде, пересоленная селедка, странный суп с плавающими кусками сала.

Посылки на 20 кило разрешены всего четыре раза в год, плюс четыре бандероли по два с половиной кило. Гена часто просит прислать книги, которые «съедают» положенные килограммы.

Еще можно положить деньги на счет заключенного прямо в бухгалтерии, в здании с проваливающимся полом или через интернет, которыми можно оплатить покупки с местном магазине.

Но попасть туда практически нереально, открыт он редко, а если и открыт, то народ находится на работе: кто на швейке, кто на сельхозработах — при колонии есть свои парники, огород, скотный двор.

строжайше запрещен творог — он хорошо горит, и заключенные с его помощью могут устроить теракт

Но ни мяса, ни овощей, ни молока с яйцами заключенные не видят годами. Раз в год на Пасху дают по яичку, и кто-то проворный успевает схватить. Не хватает и элементарного — сахара, чая, не говоря уже о кофе. В посылках тоже не все можно посылать: например, строжайше запрещен творог. Как мне объяснили, он хорошо горит, и заключенные с его помощью могут устроить теракт.

Похудел Гена килограммов на двадцать, люди там реально голодают. Когда мне приходится выбрасывать испорченную еду или присутствовать на банкете, я всегда вспоминаю Гену и людей в колониях.

Приходится выкручиваться и находить заключенных, кому не приходят посылки из дома, и за небольшую денежку отправлять на их имя. Получается, что кормишь всех, кто оказался рядом с твоим родным. Ну, что ж поделаешь.

У Гены продукты уходят быстро, есть один он не может, всем делится — даже яблоками и апельсинами, которых я кладу в ящик по две-три штуки всего.

Во время длительных свиданий (три в год), где кормежка «от пуза», он все время переживает: ребята там баланду хлебают, а я тут объедаюсь, так стыдно.

И он очень старается сэкономить и пронести оставшиеся продукты для ребят. И пронес — звонит мне довольный, всех накормил!

Я собиралась купить Гене талоны на питание в спецмагазине (возле зоны) и сообщила ему об этом, но он воспротивился:

«И как это будет выглядеть? Я буду ходить один, подъедаться? А как я ребятам потом в глаза посмотрю?»

В письме он пишет: мне трудно здесь находиться, но не из-за баланды и давления со стороны администрации, а от осознания того, как тебе там трудно одной.

Отношения с сидельцами

Гена человек неконфликтный. От «редисок» держится подальше. Однажды, вернувшись с работы, обнаружил вещи из тумбочки вываленными на кровать, возмутился.

Оказывается, некий дагестанец, держатель «хаты», принимал новенького, сам занял чужую тумбочку дополнительно к своей, а тумбочку Гены освободил для вновь прибывшего. Гена очень твердо, без рукоприкладства, интеллигентно за себя постоял.

Тот дагестанец уступил свою полку. «Правда, он теперь со мной не здоровается, да и плевать», — рассказал муж.

Гена — человек жертвенный по натуре. В колонии он окружил себя людьми, о которых надо заботиться. Это люди, у которых или нет родственников, или нет средств, или родные очень далеко, или просто несправедливо обвиненные люди.

Я по его просьбе то оплачиваю кому-то адвоката, то перевожу деньги на счета, то шлю посылки, рассчитанные на всех, то звоню уже вышедшим на свободу и интересуюсь их судьбой.

Устраивает товарищам по несчастью праздники с «деликатесами», которые я тщательно выбираю ему из того, что допустимо.

Меня это иногда злит. Ну что ж поделать. Сама такая же. Он переживает за все и всех. За «болотников», за Мохнаткина, за Навального, за Пичугина, за разгромленные ОНК. Следит за событиями по «Новой газете» — я ему ее выписала, приносят пачками, сразу по несколько штук. И тогда у Гены праздник.

Бывший службист, убивший жену, следит за Геннадием. Подсаживается к нему на «швейке», в столовой заводит разговоры. Проверяет на благонадежность:

— А ты что, думаешь, придет время, и будут говорить «путинский режим»?

— Придет! Обязательно! Уже пришло. Не сомневайся!

Мои советы не вступать с ним в беседу не помогают.

Досуг

Первое время Геннадий пропадал в клубе, увлекся. Ходил каждый день, играл на гитаре свой репертуар, пел Юрия Наумова, группу «Ноль», БГ, Шевчука и иже с ними.

К 9 мая попросил меня прислать диски с военными фильмами — посылку для клуба.

На День Победы пел что-то из советских военных песен. Потом его просили петь поп-репертуар на концерте, заупрямился, не захотел.

«Не люблю и не буду».

Геннадий Кравцов с детьми на свидании в колонии из личного архива

Поэтому с клубом не заладилось. Перешел в библиотеку. Там начальником — полковник-взяточник. Гена подрядился делать электронную картотеку. Перебирали книги, переписывали. Начальник диктует — Гена вбивает. Гена смеется над его бескультурьем: совсем не знает авторов, не понимает, в какие разделы что ставить.

—Да какой ты библиотекарь, Михалыч, — смеется Гена.

Михалыч оскорблен:

— Не смей, не смей так со мной. Я ротой командовал. Я полковник! — переходит на визг.

— Ну а ты, Михалыч, давай, не будешь меня шпионом называть. Какой я тебе, на фиг, шпион?

— Лады, лады, — говорит Михалыч, — по рукам. Ты меня не компрометируешь, и я тебя.

Но если входит в библиотеку новый читатель, Михалыч не может не похвалиться:

— Смотри, кто у меня тут. Шпион. Настоящий. На шведскую разведку работал.

Читать некогда, но читает много. Сахарова, Лескова, Шаламова, беллетристику, публицистику. Это те редкие минуты, часы счастья, которые он жадно ловит там. Ну и, конечно, баня.

Отношения с начальством

Покуда был старый начальник, все было неплохо: хотя колонисты считали, что хуже и злее начальника не было в этой колонии. Но все познается в сравнении.

Новый решил угодить властям, стать заметным, закрепиться.

А как? Надо выполнять и перевыполнять план. Стали звать ЗК на комиссию. Разговаривать, пугать, стыдить, винить, сулить.

Вызвали и Гену.

— Че план не выполняем? — нагло спросила мордовская братва.

— Этому есть много факторов, — так же нагло ответил Гена. — Во-первых, у меня пока мало опыта. Во-вторых, я стараюсь шить качественно, и, в-третьих, все машинки раздолбаны. Как на таких план выполнять?

Смотри, кто у меня тут. Шпион. Настоящий. На Шведскую разведку работал

— Чи-и-иво? А в ШИЗО не хочешь? Да таких, как ты, наша родина стреляла!

Гена пришел в барак и увидел, что все перерыто, дополнительное одеяло забрали, сумочку для переноса душевых принадлежностей — не положено, тумбочка вся вывернута, искали рьяно, вещи разбросаны по всей казарме.

Стали вызывать часто, пугать ШИЗО и сулить УДО, если будет оставаться на продленке. То есть 14-часовой рабочий день — это нормально.

«Пусть ШИЗО, я готов. ШИЗО так ШИЗО».

Ну что с ним сделать? Мои увещевания, чтобы молчал, не метал бисер перед свиньями, не помогают. В этом весь Гена.

Отмазываться от работы деньгами не хочет ни в какую:

«Мы вернёмся домой»: как в мордовской женской колонии живут матери с детьми

Ик 5 мордовия форум жен заключегных

В российских исправительных учреждениях живут около 500 детей младше трёх лет. До этого возраста они могут находиться с матерью на территории мест лишения свободы в специальных домах ребёнка, которых по всей России насчитывается 13. Корреспондент RT побывал в ДР при мордовской исправительной колонии №2 и выяснил, как матери с детьми живут в местах лишения свободы и кто ждёт их на воле.

Дом ребёнка (ДР) при женской исправительной колонии (ИК) №2 в Мордовии выглядит как обычный детский сад. В игровой — бежевые стены с расклеенными по ним изображениями бабочек и цветов, специальное оборудование для дезинфекции воздуха. О том, что ДР находится в месте лишения свободы, напоминает только вид из окна: три глухие стены, ряды колючей проволоки.

Дарья и Марьяна

Небольшие светлые комнатки, в которых живут осуждённые с детьми, напоминают номера в санатории: по две взрослые и детские кроватки, комод, отдельная ванная комната. В одной из таких комнат живут 29-летняя Дарья и её дочка Марьяна.

Дарья родом из Липецка, в мордовскую колонию она попала почти пять лет назад. На тот момент у неё уже была дочь от первого брака, которой сейчас 11 лет. Как и большинство осуждённых в ИК №2, женщина оказалась в колонии по ст. 228 УК РФ («Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств»).

Также по теме

«Здесь мало кто считает, что поступил правильно»: RT побывал в самой большой колонии для пожизненно осуждённых

Две тысячи преступников в России приговорены к пожизненному заключению и отбывают наказание в тюрьмах. Двести из них уже отсидели…

«Раньше я работала в микрофинансовой организации, всё было прекрасно в моей жизни, — рассказывает Дарья. — А потом что-то не сложилось, связалась не с той компанией — и всё полетело. Не так, как я хотела. Срок большой, я очень многое потеряла. Но здесь у меня родилась дочь».

Полуторагодовалая Марьяна с серьёзным личиком сидит на коленях матери и теребит плюшевого зайчика. Она родилась, когда её мама уже три года отбывала срок. Вспоминая роды, Дарья плачет: они были очень тяжёлыми. «Слава богу, помогли», — шепчет женщина.

Заключённых возят в обычный роддом — во время перевозки и самих родов женщину сопровождает вооружённый конвой. Затем мать с новорождённым доставляют обратно в колонию, в дом ребёнка.

«Мы просыпаемся вместе, умываемся, кушаем. Потом дети идут в садик, а мы — работать. Вечером забираем, — описывает Дарья свои будни в колонии. — Здесь у нас есть возможность проводить время с детьми, видеть, как они растут. В таких местах это очень дорогого стоит».

С отцом Марьяны, Алексеем, Дарья познакомилась, когда была в СИЗО. Они продолжали общаться, а потом обвенчались в церкви, расположенной на территории ИК №2. Дарья надеется, что в следующем году сможет выйти по УДО и вернуться домой, к мужу, вместе с дочерью. Если не получится, то ещё через полтора года девочку передадут отцу или бабушке.

«Муж готов в любой момент забрать дочку и воспитывать её. Он стабильно приезжает каждые два месяца, хотя, наверное, больше не ко мне, а к дочке, — смеётся Дарья. — Каждый раз он мне говорит одно и то же: «Даш, отдай!» Он уже всё ей сделал: оборудовал комнату, накупил всяких игрушек, всего на свете. И старшая дочка ждёт сестрёнку, она сейчас живёт с моей матерью».

Мила и Давид

Ещё одна осуждённая по ст. 228, живущая в ДР, — уроженка Татарстана Миляуша. Ей 31 год. Отец её сына, полуторагодовалого Давида, сейчас тоже отбывает срок. Мила получила девять с половиной лет и должна выйти на свободу только в конце 2026 года. К тому моменту Давиду будет почти девять лет.

«У меня это первая судимость. Я до этого жила нормально, как все, работала. Торговала на рынке, у меня была своя точка с одеждой, — рассказывает женщина. — Потом у меня появилась подруга, которая дала мне попробовать наркотики. Я употребляла год и три месяца. И оказалась здесь… Перевернула всё в своей жизни».

Мила знала, что ждёт ребёнка, ещё до того, как её арестовали. Когда оказалась в колонии, была уже на последних месяцах беременности.

«Был сильный страх — я не знала, рожу ли я полноценного ребёнка. Я же больше года наркотики употребляла», — вспоминает она.

Сейчас крепкий голубоглазый малыш сидит у неё на руках и клюёт носом. «Он сегодня рано проснулся», — беспокоится женщина.

На воле её ждут старший сын и пожилая мать. Бабушке Давида 63 года, но Мила утверждает, что та готова забрать маленького внука в любой момент.

«У неё это третий внук. Души не чает, любит, ждёт домой. Конечно же, ребёнку лучше дома, я понимаю. Но ведь и мама рядом тоже нужна, — говорит Мила. — У меня в собственности в Нижнекамске есть двухкомнатная квартира. Мама специально её не сдаёт, ждёт меня».

Как и многие заключённые, которые попали в колонию, имея на руках малолетних детей, Мила планирует требовать отсрочки по своему приговору. В соответствии со ст. 82 УК РФ беременным женщинам и женщинам, воспитывающим детей младше 14 лет, может быть предоставлена отсрочка реального отбывания наказания, пока дети не достигнут 14-летия.

Мила попадает в обе категории и надеется, что ей удастся вернуться домой.

«Здесь так некоторые девочки уходили домой. Но срок — он в любом случае не вечен. Ещё не всё потеряно. Мы отсюда выйдем, вернёмся домой», — твёрдо говорит женщина.

Регина и Богдан

Регина забеременела, когда по её делу уже шло следствие. Сейчас её сыну Богдану десять месяцев. Пока женщина рассказывает, как оказалась в колонии, мальчик радостно гулит и подпрыгивает у неё на коленях.

«Мне 29 лет. До колонии я не работала, была замужем, дочь воспитывала, — улыбается Регина, и становится видно, что у неё не хватает передних зубов. — Жили мы в Башкирии. А попала сюда за сбыт наркотиков. У меня год шло следствие. Я забеременела, оказалась здесь, родила Богдана».

У мальчика необычные глаза: один голубой, другой почти чёрный. Сотрудники колонии от Богдана без ума — наперебой рассказывают, что в десять месяцев он уже говорит «мама» и «папа», умеет ходить. Мать делится с мужем новостями о сыне по телефону, тот, по её словам, всегда очень радуется.

Регина освободится и вернётся домой уже через полгода. Она хотела бы отвезти Богдана на море, но поехать вместе с сыном не сможет — после освобождения она будет под надзором.

«Хочется на море поехать с детьми, будем добиваться, чтобы снять надзор. Иначе я ещё восемь лет не смогу выехать из своего города, — говорит Регина и вдруг начинает плакать. — Старшая дочка видела море, мы туда ездили с моими родителями, ей там очень нравится».

Некому забрать

Даже если у осуждённой есть маленький ребёнок, попасть в ДР ей будет нелегко. По словам начальницы пресс-службы УФСИН по Мордовии Марины Ханиевой, женщины проходят строгий отбор, чтобы жить вместе со своими детьми.

«Сюда отправляют далеко не всех матерей, место в доме ребёнка надо ещё заслужить, — подчёркивает Ханиева.— Поверьте, очень многие женщины не готовы отказаться, например, от курения, которое строго запрещено».

В остальном матерям, попавшим в ДР, часто идут навстречу. Например, если ребёнку уже исполнилось три года, но срок матери подходит к концу, пребывание ребёнка с ней обычно продлевают.

Если же у женщины большой срок, детей передают под опеку отцу или родственникам. Ситуации, когда ребёнка совсем некому забрать, встречаются редко, и только в таких крайних случаях его передают в детский дом.

В комнате для ясельной группы в доме ребёнка при ИК №2 играют годовалые малыши. Но есть и девочка постарше. Её мамы здесь сейчас нет: она работает на швейном производстве и живёт не в ДР. Девочка с любопытством смотрит на взрослых из-под длинных чёрных ресниц.

«Такая красавица, — вздыхает замначальника колонии Ольга Драгункина. — А ведь отправится в детский дом. Её маме ещё долго сидеть, а их единственная родственница недавно умерла».

Сотрудники ИК №2 говорят, что ещё не сталкивались с матерями, которые бросали бы своего ребёнка после освобождения. Начальство колонии интересуется жизнью побывавших в ДР детей — наводят справки, забрали ли их мамы. Точной статистики они не ведут, но всегда переживают, как идут дела у их воспитанников: за время, пока дети заключённых здесь находятся, персонал успевает к ним привязаться.

Маткапитал для заключённых

Матери, отбывающие наказание в колониях, не лишаются и возможности получать материнский капитал. 7 мая в ИК №2 вручили сертификат молодой матери Елене. Здесь, в доме ребёнка, она живёт с дочкой Алмазой.

Воспользоваться сертификатом у женщины получится ещё не скоро — она должна освободиться лишь к 2025 году. Дочку Лена собирается отправить к родителям, а также будет подавать заявление по ст. 82 УК РФ, надеясь на отсрочку наказания.

В исправительной колонии №2 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по Республике Мордовия состоялось торжественное событие: вручение осуждённой государственного сертификата, дающего право на получение материнского капитала

«Материнский капитал я планирую потратить на жильё. У меня в Оренбурге, откуда я родом, есть однокомнатная квартира, хочу обменять на жильё побольше. Там у меня сейчас с родителями старший сын живёт, и я хочу своим детям, когда освобожусь, купить хорошее жильё», — рассказывает женщина.

Детство в колонии

Начальница колонии Елена Позднякова объясняет, что дети, которые живут в Доме ребёнка, ещё слишком маленькие, чтобы понимать, где они находятся, а главный вопрос — куда они попадут после того, как покинут колонию вместе с матерью.

«При освобождении наши сотрудники: начальник отряда, медицинские работники — сопровождают маму с ребёнком до места жительства, чтобы убедиться, что условия соответствуют требованиям проживания ребёнка», — объясняет руководитель ИК №2.

В свою очередь, сотрудница мордовского УФСИН Марина Ханиева отмечает, что многие дети, покинув колонию, попадают далеко не в такие комфортные условия, к каким привыкли в доме ребёнка.

«Зачастую, знаете, приходит сотрудник колонии осматривать дом, где будет жить ребёнок, а там земляные полы», — вздыхает Ханиева.

Шизо для своих

Ик 5 мордовия форум жен заключегных

Не выходил, но все слышал и не вмешивался.

Данила Цыганов, районный следователь Астрахани И он же — заключенный ИК-5. Фото из семейного архива

Из ответа замначальника УФСИН по Республике Мордовия С.В. Забайкина на жалобу Олеси Суляевой: «Сотрудники ИК-5 в своей деятельности придерживаются рамок, установленных требованиями уголовно-исполнительного законодательства РФ, соблюдая права осужденных на вежливое обращение со стороны персонала учреждения, не унижая их личного достоинства».